Адам Ондра и первая в мире 9с

Автор: Neely Quinn

Перевод: Наталья Фурина

Источник: www.trainingbeta.com/media/adam-ondra-silence/

 

Вчера мне удалось поговорить с Адамом здесь, во Флатангере. Я тут уже несколько недель, и мне посчастливилось видеть, как он лезет Silence и свои новые проекты. Мне хотелось узнать, как он тренировался, чтобы пролезть эту трассу, да и просто узнать о нем немного больше, потому что он очень интересный человек и уникальный скалолаз. Его стиль лазания отличается от всех, что я видела: он очень быстрый, очень точный, очень много использует инерцию в своих движениях. Silence — это первая 9с в мире, а он также первым пролез 9b+, три трассы этой категории, и решил, что пора взяться за что-то сложнее. Это привело его во Флатангер, где у него множество проектов. Адам говорит, что трасс здесь хватит ему на всю жизнь.

Вот о чем нам удалось поговорить:

• Почему он назвал свою 9с Silence (“Молчание” — прим.пер.)
• Почему он считает, что это 9с
• Как он тренировался, чтобы эффективнее клинить колени в местах отдыха
• Почему он так быстро лазает
• Как ему удалось набрать столько мышц, и повлияло ли это на лазание
• Что он ест и почему
• Каковы его дальнейшие планы.

 

NQ: Адам, большое спасибо, что нашел время пообщаться с нами, я знаю, ты сейчас очень занят. Добро пожаловать и прими наши поздравления!

АО: Спасибо!

NQ: Какие у тебя ощущения по поводу пролаза “Project Hard”?

AO: Ну, уже несколько дней прошло, но кажется, будто их и не было. Возможно, потому что это было для меня очень важным событием, это был очень напряженный, сильный момент.

NQ: Испытывал ли ты что-то подобное раньше, чтобы эйфория от завершенных проектов длилась несколько дней, или такое впервые?

АО: Конечно, Dawn Wall был особенным. Я думаю, чем больше сил ты вкладываешь в одну единственную попытку, чем больше сил требует этот пролаз, тем дольше длится эйфория от победы. К пролазу Dawn Wall пришлось не только долго готовиться, само прохождение заняло восемь дней. Что касается Silence, и работа над ней заняла много времени, и последняя попытка тоже была относительно долгой, около двадцати минут. Для меня, наверное, болдеринговая проблема, над которой я могу работать целую вечность, но потом залезть за десять секунд, немного по-другому ощущается, не так долго остается след в памяти.

NQ: Silence потребовала самой продолжительной работы?

АО: Да, неизмеримо большей, чем какой-либо из моих проектов.

NQ: Можешь мне рассказать о трассе? Или тебе уже надоело повторять одно и то же?

АО: (смеется) Мне немного надоело рассказывать об этом СМИ, где мне приходится объяснять все от и до. Со скалолазами все-таки попроще общаться. Итак, трасса примерно на сорок пять метров, висит под шестьдесят градусов, и очень, очень, невероятно болдеринговая. Все, что нужно, чтобы ее залезть, — это пролезть несколько тяжелых болдерингов. Нужно иметь запас, чтобы пролезть более простые участки, отдохнуть, заклинив колено, восстановиться как можно лучше, а потом лезть чудовищные болдеринги. Десять движений первого ключа сами по себе — это пожалуй, самый тяжелый болдеринг, из тех что я пролезал. 8С точно есть. Я четыре поездки потратил только на то, чтобы его собрать.

NQ: Четыре поездки, это сколько дней получается?

АО: Не знаю, каждая была недели по две. И я буквально работал над этим ключом как над отдельной болдеринговой проблемой. Иногда лез выше и нарабатывал заодно второй и третий ключи, но именно первый был настоящим кошмаром, это действительно ключ всей трассы.

И конечно, очень много времени из этих четырех поездок пришлось потратить на поиск расклада, потому что в итоге способ, которым я лезу, кажется очень странным, но я уверен, что это самый простой вариант. Там есть несколько других раскладов, как пролезть, но на мой взгляд, они еще хуже.

NQ: Ты имеешь в виду прохождение щели ногами вперед?

АО: Да. Я нашел расклад, чтобы можно было лезть руками вперед, но мне он показался намного сложнее.

NQ: Тебе приходилось вообще делать раньше подобные движения?

АО: Нет, даже на скалодромах ничего подобного не попадалось. Ну, не считая реплик этой трассы, которые я сам делал.

NQ: Из каких частей состоит трасса, в техническом плане?

АО: Первые двадцать метров — это 8б, до места, где можно удобно заклинить колено. Потом еще немного несложного лазания, потом десять движений на 8C, и место отдыха. Сейчас я считаю его удобным, но это тоже подклин коленом, и год назад я там мог провести максимум 15 секунд, отпустив руки. В этом году я довел это время до четырех минут. Я думаю, это очень важный момент: я работал не только над качествами, нужными для лазания, но и над тем, что нужно для отдыха. Дальше идет болдеринг 8B на пять движений — тяжелое движение с подхвата, а потом нужно очень высоко ставить ногу. И последний ключ — это примерно 7С+, не больше. Не так уж и сложно, но есть где ошибиться.

По-хорошему, самое главное — это первый ключ. На участке до него я просто немного устаю, а дальше нужно не ошибиться. Если вашего уровня достаточно, чтобы сделать первый ключ после подлаза, то очень велика вероятность того, что трассу вы залезете, при условии что второй и третий ключ разобраны. Если бы топ находился сразу над первым ключом, категория трассы, скорее всего, все равно получалась бы 9с. Но конечно, там есть это удобное место, где клинить колено. Если бы не оно, пришлось бы говорить о 10а, а это уровень, которого мне в жизни не достичь.

NQ: Да ладно?

АО: Точно, без шансов.

NQ: Как насчет 9с+?

АО: Мой уровень недостаточен для 9с+, я уверен. Может быть, когда-нибудь, но это мне надо быть намного, намного сильнее.

NQ: Короче, ты думаешь, что эта трасса — действительно твой максимум на данный момент?

АО: Конечно. Нет большой разницы, работаешь ты над трассой двадцать, сто, двести дней. Если твоего уровня недостаточно, ты ее не залезешь, сколько бы дней ни потратил. После пятнадцати-двадцати дней работы, там уже мало что можно оптимизировать. Ну, если речь не идет о трассе типа Silence.

NQ: Почему ты так ее назвал?

АО: Это был очень странный опыт. На большинстве моих тяжелых проектов, пролазы ключей — это сплошной крик. Но здесь движения очень специфичны, тяжело было бы их сделать под крик, потому что они требуют невероятной точности. Когда кричишь, движение становится немного чрезмерным.

После подлаза нужно сфокусироваться на расслаблении, там где хорошее место отдыха. Прямо перед первым ключом есть еще один подклин коленом, он реально плохой. Десять-пятнадцать секунд, а потом надо лезть. И мне нужно было быть на 100% расслабленным в этом “месте отдыха”, а потом в момент переключаться в состояние борьбы. Первые три движения уже тянут на 8А, а четвертое движение — самое тяжелое. С двух откидок, с компрессии (там даже находиться тяжело, потому что зацепка под ногу ужасна), нужно сделать резкое движение и заклинить пальцы левой руки в щели. На этом движении, как я всегда думал, мне нужно было быть сфокусированным на 100%, включать “режим борьбы” на две секунды.

Но иногда я ошибаюсь, и я подошел к этому движению, находясь во все еще расслабленном состоянии, и как-то мне повезло, я смог его сделать, без криков, без чего бы то ни было, молча. Я не знаю, как это получилось, я его сделал. И я почувствовал: надо же, я совсем не устал, надо долезать первый ключ. То, что я чувствовал, было совсем не похоже на борьбу, просто тишина.

NQ: И так же ты себя чувствовал, когда залез трассу?

АО: Да, это была как раз попытка, когда я ее залез. Разумеется, потом я отдыхал, заклинив колено, минуты четыре, наверное, я себя чувствовал довольно свежим, но, конечно, все равно устал и нервничал, потому что оставались только второй и третий ключи. Я понимал, что в состоянии залезть, нужно было просто нигде дальше не ошибиться. Я определенно нервничал: я был не уверен в паре движений. Но как-то я добрался до финиша, и вщелкнул базу, и опять вокруг меня была тишина. Я думал, что я буду кричать от радости, переживания победы, но все это как будто застряло на полпути, и я просто ничего не мог сделать. Я висел на веревке, и все, что я чувствовал, это, может быть, слезы на глазах, но наружу ничего не прорывалось.

NQ: Ты когда-нибудь переживал что-либо подобное?

АО: Нет, никогда, совершенно особое ощущение.

NQ: А почему так произошло, как ты думаешь?

АО: Без понятия. Но, конечно, это маршрут, ради которого я многим пожертвовал, маршрут, к которому больше всего тренировался, и он очень долго меня занимал, наверно, вот почему.

NQ: Сколько в итоге ты над ним проработал?

АО: Я его пробил в 2013, но тогда я подумал, что он сложноват. Я знал, что его возможно пролезть, но забросил. Весной 2016 я попробовал его еще раз, и он показался уже реальнее, и я начал работу. В течение лета я был либо здесь, на трассе, либо дома, тренируясь под эту трассу.

NQ: Ты ничем другим не занимался?

АО: В период с конца мая по август прошлого года, и в этом году с мая по настоящий момент, да.

NQ: И сколько раз ты сюда ездил?

АО: В общей сложности, получилось семь поездок, примерно по две-три недели. Только последняя поездка в этом году продлилась месяц и десять дней, наверно.

NQ: Да, довольно много. Сколько дней ты провел на маршруте, как ты думаешь?

АО: Сложно посчитать. Шестьдесят, семьдесят?

NQ: То есть ты не отслеживаешь такие вещи? Ты сказал, что первые четыре поездки даже не мог сделать самые тяжелые движения.

АО: Я мог, я их делал, но я пытался собрать первый ключ, эти десять движений на четырех метрах. То есть вначале я хотел собрать их как отдельный болдеринг.

NQ: И потратил на это четыре поездки?

АО: Четыре поездки.

NQ: Как тебе удавалось сохранять мотивацию продолжать работу?

АО: Каждый раз, когда я собирался ехать, я думал, что уж на этот раз я соберу этот болдеринг, но этого не происходило. Но при этом, я каждый раз чувствовал, что очень-очень близок, и это заставляло меня возвращаться снова и снова. Хотя, наверное, в конце четвертой поездки я уже начал думать, что наверно это пока для меня слишком сложно, но я уже столько времени потратил, что бросить уже не мог. Тогда я решил более специфично подойти к вопросу тренировок, и думаю, тут очень важную роль сыграл Клаус — мой физиотерапевт (англ. physiotherapist — что-то вроде нашего врача по лечебной физкультуре — прим.пер.). Мы подобрали специальные упражнения, я ездил к нему в офис в феврале, показывал видео с трассы и объяснял, на каких движениях у меня проблемы. Это было здорово.

NQ: Можешь рассказать поподробнее, в чем суть его работы с тобой?

АО: С тех пор, как мы начали работать, у меня не было ни одной травмы. Более того, он помогает мне лезть более тяжелые вещи. Мы сконцентрировались на трассе Project Hard, я объяснял ему движения, а он сам хороший скалолаз, и он хорошо понимает, что необходимо для того или иного движения. Мы вдвоем думали, а нельзя ли сделать движение немного по-другому, а в мае вдвоем приехали сюда, и он вживую посмотрел, как я лезу эту трассу. Мы немного поменяли расклад, и для трех элементов подобрали специальные упражнения.

Позже я понял, что возможность отдыха при заклиненном колене, когда я вишу вниз головой, как летучая мышь, целиком зависит от силы икроножных мышц. И мы сосредоточились на работе над ними, и время, которое я отдыхал в таком положении, увеличилось в три раза. Мне стало там намного более комфортно, плюс я стал отдыхать на колене в таких местах, которые мне раньше казались абсолютно непригодными для этого.

И насчет того движения, где я поворачиваюсь вниз головой и ставлю левую ногу высоко-высоко над головой: чтобы его лучше контролировать, я стал работать над косыми мышцами пресса, и это действительно помогло, я стал намного точнее поднимать туда ногу и клинить ее в щели. Я знал, что при малейшей неточности в этом движении, у меня не было бы шансов сделать последующие пять.

NQ: У нас в Штатах даже нет термина такого, “физиотерапевт”. То есть он вроде тренера?

АО: Он не тренер. Он физиотерапевт.

На самом деле, ничего подобного он раньше не делал. Но я решил, с его знанием, как работает человеческое тело, и опытом как скалолаза, никто лучше него не сможет мне помочь.

NQ: Когда мы увидели его рядом с тобой, мы тебе очень позавидовали. Как тебе удалось его убедить поехать сюда?

АО: Он был очень воодушевлен. Это стало и его проектом тоже.

NQ: В общем, когда ты травмируешься, ты… А ты травмируешься вообще?

АО: Мы с февраля начали работать, с тех пор я не травмировался. У него есть программа предотвращения травм, мы много работали над стабилизацией плеча, и я думаю, мне это помогло не только на Silence, но и в лазании в целом. Прыжки на одну руку, компрессия, где приходится обжимать далеко расположенные зацепки, — вот в таких вещах.

NQ: Расскажи поподробнее о своих тренировках под этот проект. Ты вообще тренируешься в поездках, или только когда возвращаешься домой?

АО: Если бы мои поездки были дольше, я бы конечно тренировался и в них. Последний раз я здесь был в течение месяца и недели, лазал дней десять, потом приболел, и потерял форму. Тогда я начал тренироваться здесь на скалодроме, и делать там все упражнения от Клауса: на икроножные, на стабилизацию плеча, косые мышцы пресса. Это занимало порядка сорока минут в день. В течение поездки, когда я лазал свой проект, я делал эти упражнения после второго дня лазания, перед отдыхом.

В обычном тренировочном режиме я каждый день их делаю, даже в дни отдыха.

NQ: Довольно много.

АО: Я сделал два дня отдыха перед поездкой сюда.

Перед финальной, успешной попыткой я пробовал свой проект от начала до конца только раз.

NQ: Звучит как безумие.

 

АО: До места, где можно удобно заклинить колено, натянуты перила. Каждый раз я либо начинал лезть оттуда, либо даже немного выше. Сначала целью было собрать отдельно первый ключ, потом первый ключ и до топа. Потом я прибавил два движения до ключа. Пять движений. Потом от точки, где закреплены перила, и только потом — со старта. Таким образом, каждый раз я лез первый ключ, и у меня был какой-то шанс его сделать. Если бы я наработал первый ключ, а потом каждый раз начинал с земли, у меня бы не было шансов.

NQ: Во Флатангере ты пользуешься закрепленными веревками. Это особенность этого места, или ты в других районах так же делаешь?

АО: Я в разных местах так делаю. Это не обязательно перила, я могу на ито подлезть, или просто подлезть к тому месту, где я хочу отдохнуть и откуда хочу начать.

NQ: Вообще перила кажутся хорошей идеей для нависающих маршрутов.

АО: Выглядит, правда, не очень.

Но здесь, во Флатангере, некоторые трассы действительно начинаются с того, что к старту надо жумарить, потому что там подлазы либо невозможны, либо они намного сложнее, чем сами трассы.

Раньше там просто подклеили бы пять ручканов, но мне кажется, лучше уж перила.

NQ: Давай вернемся к твоим тренировкам. Мы говорили о том, что ты делал, чтобы улучшить свой отдых на колене, и ты сказал, что это действительно сработало. Давай объясним остальным, что ты делал? Мне было очень интересно смотреть, как ты лезешь — ты клинишь колено, а потом очень быстро повисаешь вниз головой.

АО: Да, это единственный способ совершенно расслабиться. Все, что нужно, — это уверенность в колене, никакого напряжения корпуса. Работают только икроножные.

NQ: И они сильнее всего забиваются?

АО: Да. К концу трассы у меня ноги совершенно немели. И я много тренировался, чтобы сделать ноги как можно сильнее.

NQ: Ладно, как ты это делал?

АО: Это было что-то вроде интервальных тренировок: встаешь на носочки, ноги при этом согнуты в коленях до прямого угла, держишь такое положение секунд сорок, потом короткий промежуток отдыха. И я это делал в зале, потом шел к стенке, находил там место, где заклинить колено, и пытался там провисеть как можно дольше. В общем, я много времени провел в зале за этим занятием.

NQ: А как люди в зале реагируют, они не спрашивают, что это такое ты делаешь?

АО: Ну, это получастный зал, и такой проблемы нет. Я большую часть времени там вообще один, могу менять трассы так, как мне нужно, так что я постоянно там менял расположение зацепок. У меня постоянно были разные трассы

NQ: И эти тренировки действительно тебе помогли дольше отдыхать на трассе? Притом что к концу ноги у тебя немели тем не менее?

АО: Да, потому что это было лазание на пределе. Если я понимал, что могу повисеть еще три секунды, я этим пользовался. Эти три секунды давали мне чуть больше силы в руках, чтобы пролезть следующий ключ. При этом я постоянно понимал, что в любой момент могу оттуда вывалиться, потому что боролся за каждую лишнюю секунду.

NQ: Но клинить колено обычно еще и больно, там не только икры забиваются, но и все остальное. У тебя нет такого ощущения?

АО: Немного, но с современными протекторами это не так страшно. Я думаю, на последней попытке, когда я пролез трассу, я потратил примерно 19 минут. Из них семь-восемь я провел, отдыхая на колене. Ну, ближе к концу стало больно немножко. В то же время, тренировки очень помогают, адаптируются и мышцы, и кожа. Конечно, пока ты не привык висеть как летучая мышь, кровь приливает к голове, это ужасно, но потом и к этому адаптируешься.

NQ: Это вообще иной уровень в лазании.

АО: Там хватает необычности и в лазании, а это дополнительный такой прием, который помогает пролезть болдеринг 8С посередине трассы. Иначе, если бы не эти подклины коленом, и отдыхать бы приходилось на руках, на хороших зацепках, это была бы 10а+.

NQ: А ты уверен, что это 9с?

АО: Я не знаю, но это мое мнение. Я много тренировался под эту трассу, и она включает движения, которые мне очень подходят: глубокие скрутки колена, подклины, места, где нужно клинить пальцы. Может быть, тот факт, что она идет по потолку, делает ее менее подходящей для меня, но я тренировался, чтобы компенсировать этот момент. Я пролез все 9b+ в мире — их три, и я на всех трех сделал первопроход. Я уверен, что эта трасса сложнее их всех, и она заняла у меня намного больше времени, чем они. Хотя бы поэтому я считаю, что это 9с. Хотя я понимаю, что то, что она сложнее чем Change или La Dura Dura не обязательно значит, что это 9с, может, это просто тяжелая 9b+.

NQ: Или 9с+.

АО: Нет, тут я уверен. У меня не тот уровень, чтобы лезть 9с+. Но между 9b+ и 9с должна быть большая разница. Чем сложнее трассы, тем более специфичным становится лазание, а у каждого скалолаза есть свои сильные и слабые стороны. Я понимаю, что 9с должна быть сильно сложнее, чем 9b+, и я смею утверждать, что это 9с, но посмотрим. Всегда есть опасность, что кто-то найдет другой расклад. И на этой трассе это вполне возможно, потому что она очень странная, и когда ты на ней оказываешься впервые, возникает только один вопрос: что это вообще такое? Конечно, если бы я с самого начала знал тот расклад, который у меня есть сейчас, я бы первые три поездки сэкономил. Но это правила игры, и мне это нравится.

NQ: Типа как на Dawn Wall — тебе же ребята рассказали расклад?

 

АО: Да, немного. Конечно, это помогло.

NQ: Думаешь, кто-нибудь повторит Silence?

АО: Не знаю. Я думаю, она мало для кого привлекательна из-за своего стиля. Там очень странное лазание, но вместе с тем, оно потрясающее, поэтому меня так зацепила эта трасса. Конечно, сейчас я бы там кое-что поменял, использовал бы некоторые активники под руки, просто ради разнообразия. Там на всю трассу два активника, впрочем.

NQ: Серьезно?

АО: Там есть несколько откидок, пара зацепок, которые я зажимаю, но они на самом деле не активные, в основном это пассивы, щели или зацепки, где надо клинить пальцы.

NQ: Ты всегда очень быстро лезешь. Почему?

АО: Я лазаю много лет, и долгие годы я экспериментировал с разными стилями и разным темпом прохождения трасс. И для себя я сделал вывод, что в большинстве случаев высокая скорость — это самое эффективное решение для меня. Хотя конечно, это рискованный стиль. Когда я на соревнованиях в таком стиле лезу финальную трассу, я сознательно иду на риск, в том смысле, что я могу поскользнуться, недооценить движение и так далее.

И мое тело так работает. Например, мне очень плохо даются висы, на одной руке или на двух. Я не могу долго висеть. Когда я лезу, я могу сильно напрячь одну руку, а вторая останется абсолютно расслабленной. И так я меняюсь — одна, вторая, одна, вторая. Это стиль быстрый, но при этом относительно расслабленный. Ну или я могу оставаться расслабленным. Когда кто-то намеренно пытается лезть быстро, он обычно просто тратит уйму сил впустую. А мне, как мне кажется, удается ловить равновесие: мое лазание быстрое, может быть, силовое, но за счет сокращения времени, которое я провожу на стенке, я не сильно устаю, даже несмотря на то, что какие-то движения делаю в силовой манере.

NQ: Это действительно очень эффективно. Я думаю, будущее тяжелого лазания за таким стилем.

АО: Еще Вольфганг Гюллих говорил о том, что будущее лазания может быть в сериях предельно точных движений, где ты пользуешься инерцией от предыдущего движения, чтобы сделать следующее. И тогда это получается лазание нон-стоп. Возникает вопрос, как тогда вщелкиваться, но на некоторых трассах можно этого и не делать, когда уже залез достаточно высоко от земли.

NQ: Если говорить о скорости, я еще хотела затронуть вопрос об Олимпиаде. Какие у тебя мысли на этот счет?

АО: Ну, здорово, что скалолазание стало олимпийским видом спорта, но формат меня очень огорчает.

Причем, я так говорю не потому, что мои результаты в скорости оставили бы желать лучшего, или потому что я ее мало лазал. Мне просто это не нравится, я считаю, что к лазанию это не имеет никакого отношения. Когда вы идете на соревнования по скалолазанию, вы видите, сколько усилий прикладывают подготовщики, чтобы трассы были красивыми, чтобы на них было интересно лезть, чтобы на это было интересно смотреть. А трассы на скорость какие были, такими и остаются, ты тренируешься дома на этой трассе, потом летишь на другой конец земного шара, чтобы по ней же пробежать. Да и зацепки там не очень.

Для меня красота скалолазания заключается в том числе в том, что у каждого спортсмена есть свой стиль. Я лезу быстро, но если я пролезаю трассу быстрее, чем кто-то другой, это совершенно не значит, что я лучше как скалолаз. Я абсолютно не согласен с правилом в трудности, что при одинаковых результатах побеждает тот, кто показал меньшее время. Это вообще бессмысленно. А сейчас даже в финалах Кубка Мира ограничение шесть минут — для спортсменов маленького роста, которые лезут медленно, это просто катастрофа. Я восхищаюсь теми, кто лезет медленно. Даже если бы я пахал как лошадь, я бы не набрал столько выносливости, чтобы лезть с такой скоростью, потому что я бы не смог лезть так же хорошо.

NQ: Если бы тебе предложили поучаствовать в Олимпиаде, ты бы согласился? 

АО: Да. Было бы глупо отказываться, но формат мне тем не менее не нравится.

Моя цель — тренироваться как можно больше под трудность и болдеринг, а скорость… Глупо будет ее не тренировать, но я буду это делать только в рамках необходимости.

И при этом рассчитывать прежде всего на хорошие результаты в трудности и болдеринге.

NQ: Я на фейсбуке задала людям вопрос, что бы они хотели спросить у тебя. И многих интересует вот что: ты довольно сильно изменился по сравнению с 2013 годом, ты был намного меньше. Это естественным способом произошло, или ты специально наращивал мышцы?

АО: Нет-нет, я думаю, это естественный процесс. Мой отец не лазал так много в моем возрасте, а он еще более мускулистый, чем я. Оставаться таким же худым, как в 16 лет, невозможно, это нездорОво было бы. При этом я не чувствую, что стал лезть хуже, у меня и тогда, в 16 лет, выносливости не было. Сейчас я намного тяжелее, я чувствую себя намного сильнее, а выносливость на том же уровне.

NQ: Народ спрашивает, изменилось ли соотношение веса и силы у тебя?

АО: Я сейчас намного сильнее на кампусе и подобных вещах. В болдеринге тоже. Даже на трассах по мизерам (у меня дома есть трассы, на которых я могу отслеживать свое состояние), где, казалось бы, больше всего преимуществ дает маленький вес, — даже эти трассы я лезу намного легче, чем пять лет назад.

NQ: А ты в питании менял что-нибудь?

АО: Я ем много орехов и семян, круп, овощей и фруктов. Основное различие между моей диетой сейчас и той, что была несколько лет назад, заключается в том, что мне стало не хватать белка, я стал больше его есть. Раньше я ел рыбу два раза в неделю, теперь я ее ем каждый день.

NQ: Что ты берешь с собой под скалы?

АО: Орехи, семечки, зерновые, овощи, иногда рыбы немножко.

Конечно, еда это очень важно, для всех. У меня хороший аппетит, и то, сколько я мог бы съесть, и то, сколько я съедаю на самом деле — это две большие разницы, это позволяет мне оставаться худым.

NQ: То есть ты ограничиваешь себя в еде?

АО: Я балансирую на ощущении “не голодный”. Это разительно отличается от ощущения “наелся”! То есть, если я захочу, я могу съесть очень много. И тогда, конечно, я буду себя чувствовать тяжелее. Но в то же время, я не голодаю.

NQ: То есть иногда просто немного некомфортно?

АО: Да, наверно. Тут еще надо учитывать, к какому лазанию я готовлюсь. Если это кубок мира в трудности, конечно, быть на два килограмма легче сильно помогает. Но если речь идет о болдеринге, то без этих двух килограммов я слабее.

NQ: Серьезно? Ладно. Я об этом тоже хотела спросить, потому что ты выступал в Арко. Ты хорошо выступил, как ты к этому готовился, если вообще готовился?

АО: Нет, нет. Перед этой поездкой я тренировался только под Project Hard, я занимался на кампусе, лазал болдеринг и болдеринговые интервалы. Я никогда не делал  больше пятнадцати движений подряд. А потом я сразу поехал в Арко, в том числе из-за обязательств перед спонсорами, и я ожидал, что плохо выступлю. Потому что я намеренно не хотел расставаться с этими двумя кило, потому что для Project Hard это было бы не очень хорошо, и я знал, что тренировка выносливости испортит мою подготовку к проекту. Но в итоге я был таким сильным, что особо не уставал, потому что все движения казались простыми.

Хотя конечно, недостаток выносливости меня сильно ограничивал. И было приятно осознавать, что с небольшими изменениями в тренировочной программе я бы намного улучшил свой результат. Я занял второе место, но надо заметить, что многие хорошие скалолазы просто наошибались, поэтому может быть, второе место было не показателем моего уровня.

NQ: А если бы ты готовился к Арко, что бы ты делал?

АО: Я бы меньше лазал болдеринг, немного сократил бы работу на кампусе, и намного больше бы лазал круги по пятьдесят перехватов.

NQ: Пятьдесят перехватов вместо пятнадцати?

АО: Я бы по-прежнему много лазал болдеринг на выносливость, мне кажется, это реально помогает. Но каждую вторую тренировку я бы посвящал кругам по 50 перехватов, а в другие дни по 35.

NQ: Понятно. Как долго ты еще собираешься здесь оставаться?

АО: Еще неделю где-то, девять дней может быть.

NQ: И что теперь?

АО: Потом мы поедем домой, побудем там какое-то время. У меня есть несколько проектов рядом с домом, очень хочется их залезть. Они тоже довольно болдеринговые, так что я думаю, моя нынешняя форма будет там очень кстати. У меня и здесь остались проекты еще. Надеюсь, один из них я успею завершить до отъезда.

NQ: Здесь?

АО: Да, это вариация трассы Change, я назвал ее Exchange. Я думаю, это 9b+. Она очень короткая, двенадцать метров всего. Не самая прекрасная линия, но тяжелая. Я очень рад, что могу применить там все свое умение клинить колени.

 

Я даже на Change нашел два места под колено, которых я раньше не замечал. Надеюсь, это не радикально упрощает трассу.

NQ: А дома над чем ты собираешься работать?

АО: Должен сказать, что осенью я хочу немножко сбавить обороты, я очень много сил потратил на проект здесь. Я, наверно, не буду так на 100% придерживаться тренировочного режима, как я обычно делаю при подготовке к соревнованиям или проекту вроде этого. Осенью я буду лазать, иногда тренироваться, потом опять лазать. Хотя не исключено, что та трасса, рядом с домом, окажется сложнее, чем я думаю, и заставит меня тренироваться. Посмотрим.

NQ: Но у тебя есть ощущение, что надо сделать небольшой перерыв, да?

АО: Нет, не перерыв, скорее наоборот. Я чувствую себя свободным и хочу лазать как можно больше.

NQ: Но не 9с?

АО: Ну да, немножко попроще.

NQ: Ты ведь недавно закончил университет, верно? Что теперь собираешься делать?

АО:  Лазать столько, сколько возможно. Когда я пролез Dawn Wall, ко мне очень возросло внимание прессы.

 

До этого момента дома я был никем. Конечно, среди скалолазного сообщества я был известен, но кроме скалолазов меня никто не знал. А теперь все изменилось, и мои обязанности тоже изменились. Теперь у меня есть менеджер, PR-ассистент, и они делают за меня очень большой объем работы, но тем не менее, я стал занят намного больше делами с журналистами и спонсорами. Конечно, я стараюсь поддерживать баланс, но сейчас, со всей этой работой, например, будет сложно продолжать образование. Я окончил бакалавриат, наверно, в какой-то момент было бы неплохо пойти в магистратуру. В то же время, у нас с моим менеджером есть множество интереснейших проектов, в которых мне надо поучаствовать, и мне приходится сосредотачиваться на этих вещах.

NQ: Ты не хочешь рассказать о каком-нибудь из этих проектов?

АО: Например, проект, посвященный трассе Silence. У нас много идей, хотим сделать выставку с Dawn Wall, которую могли бы увидеть люди в разных местах земного шара, мы говорим про парки больших городов, торговые центры, вот такого плана. И мы занимаемся подготовкой всего этого.

Это хорошая вещь, хороший способ сделать скалолазание более популярным. Я сейчас чувствую некоторые обязательства на этот счет.

NQ: Вот мы сейчас во Флатангере, и здесь не много людей. Но очевидно, что их становится все больше — как ты относишься к тому, что растущая популярность скалолазания, которой ты способствуешь, делает районы, которые тебе так нравятся, более “загруженными”?

 

АО: Я очень рад, что могу делать это для Флатангера. Это район, с которым у меня самая сильная эмоциональная связь, может быть, за исключением моего домашнего. В то же время, я думаю, здесь никогда не будет слишком много людей — а в некоторых местах это уже проблема. Например, Climb Flatanger (кемпинг в этом районе — прим.пер.), может быть, слегка переполняется в июле, а все остальное время здесь очень спокойно.

NQ: Да, это удивительно, учитывая, сколько внимания со стороны прессы он получает.

АО: Я думаю, основная причина в том, что съездить сюда европейцу намного дороже, чем в Испанию или, например, во Францию.

NQ: Люди интересуются деталями твоих тренировок. Когда ты тренируешься, сколько раз в неделю, сколько отдыхаешь?

АО: Я бы сказал, что у меня довольно тяжелый тренировочный режим, но вместе с тем, это не то, что я бы не рекомендовал большинству скалолазов. Когда я тяжело тренируюсь, это значит шесть дней в неделю. Обычно у меня день отдыха в пятницу, с понедельника по четверг тренировки, а на выходных, если погода позволяет, я лазаю на скалах.

NQ: Ты устаешь?

АО: Конечно устаю.

NQ: Но не травмируешься при этом? У тебя же очень большая нагрузка.

 

АО: Да, но чем больше тренируешься, тем лучше адаптируешься.

При таком объеме тренировок организм становится намного более устойчивым к травмам. Если просто начать тяжело тренироваться и делать сложные движения, не имея за спиной этого объема, вероятность травмироваться будет намного выше.

NQ: Можешь рассказать, что именно ты делал в тренировочные дни, когда готовился к Silence?

АО: Во многом это зависело от времени года. В январе я лазал много на объем. Только перед поездкой в Испанию, в феврале, я немного сократил его. Потом было несколько поездок весной, но все равно объем лазания был относительно высоким. Перед моей первой поездкой сюда, в мае, я снова сократил объем и сосредоточился на болдеринге. Поскольку в феврале и весной я ездил по большей части в Испанию, где нужно много выносливости, я лазал ее, а летом сократил и переключился на болдеринг.

Я каждый день делал похожие вещи, это работа на кампусе, болдеринг, и тренировал выносливость. Но за несколько недель перед Silence я убрал круги на пятьдесят перехватов и оставил взамен только интервальную нагрузку.

NQ: Ты все это делаешь в болдеринговом зале?

АО: Да. У меня в двух местах два разных кампус-борда. Я по большей части тренируюсь на одной стенке, это маленький зал без размеченных трасс. И каждый день я придумываю себе круги и болдеринги. Иногда я тренируюсь на скалах, в своем домашнем районе, в десяти минутах от дома. Это место идеально для болдеринга, потому что в основном это нависающий известняк, силовое лазание. В современных залах с размеченными трассами мне не нравится то, что, например, это трасса из шести перехватов, из них одно тяжелое. В моем домашнем зале очень просто придумать трассу, где все шесть движений будут тяжелыми, а это намного более эффективно.

NQ: Тебе никогда скучно не становится?

АО: Скучно — нет. Устаю иногда. Но устаю потому, что много тренировался, а не от лазания как такового. Иногда меня больше воодушевляет лазание на скалах, тогда я тренируюсь там. То есть я приезжаю на скалы и просто лезу там все болдеры, это очень просто, потому что там пещера, или часть стены, и я лезу трассу, потом передвигаю краш-пэд на два метра, и лезу следующую. В одном секторе там тридцать-сорок трасс сложностью от 7C до 8В, или В+. Если я их все хорошо знаю, за час можно сделать очень много.

NQ: Итак, как ты проводишь тренировку на выносливость в этих условиях?

АО: Если это интервальная тренировка, то я пролезаю 7С четыре раза подряд, потом короткий отдых, повторяю так четыре раза, потом отдых подольше, и всю эту серию повторяю четыре раза. То есть получается 4*4*4. Или — это идея моего тренера, Патчи Усобиаги — можно делать относительно короткие тренировки, но с достаточным отдыхом между ними. Например, моя тренировка на кампусе занимает не более сорока минут, плюс разминка, в сумме примерно час десять. В течение этих сорока минут я успеваю действительно много сделать, и сильно устаю. Но после этого мне нужно всего три часа отдохнуть, и я снова чувствую себя свежим. А если иду в зал лазать с веревкой, или лазаю круги на выносливость, я делаю круг на пятьдесят перехватов, лезу его восемь раз с отдыхом в две минуты, и мне тоже хватит сорока минут.

Это действительно тяжелая тренировка, нужно много пролезть, восемь раз по пятьдесят перехватов — это много. Я после этого чувствую себя просто выжатым. Но это усталость из-за интенсивности, и поскольку тренировка была короткая, эта усталость тоже недолго длится. Если бы я лазал трассы с веревкой, провел бы в зале пять часов, и пролез те же восемь трасс, я бы намного больше устал, просто потому что это заняло бы столько времени.

Так что короткие тренировки с достаточным временем отдыха между ними, несколько раз в день — это самое лучшее. Но требует много времени. Так что лучше всего жить в зале, или иметь зал дома 🙂

NQ: Ты по-прежнему тренируешься с Патчи?

АО: Да.

 

NQ: Он помогал тебе в подготовке к проекту?

АО: Да, мы обсуждали с ним тренировочные программы.

NQ: Итак, это кампус, интервалы, немного выносливости, болдеринг, развитие силы.

АО: И какое-то количество общей физподготовки, вроде TRX или тренировок на кольцах.

NQ: Что-нибудь еще?

АО: Иногда в начале сезона, чтобы набрать тренировочный объем, я делаю облегченные подтягивания. То есть около тридцати подтягиваний с резинкой за подход, короткий отдых, и повторяю это снова и снова. Этот тренировочный объем нужен для того, чтобы, когда начинаешь тяжелые тренировки на силу, не травмироваться.

NQ: То есть включить организм в работу?

АО: Да. Я обычно так начинаю тренироваться после двух недель отдыха, которые у меня каждый год в декабре. Двух или трех недель, когда как.

NQ: И что ты делаешь в это время?

АО: Это Рождество, так что в это время не так сложно не лазать. Разными вещами можно заниматься. Для меня было бы лучше делать перерыв летом, но это сложно.

NQ: То есть ты думаешь, ты мог бы сделать перерыв этим летом, или?..

АО: Поскольку мои мысли были заняты Project Hard, было довольно сложно прерваться. Если я две недели отдыхаю, мне потом приходится долго набирать форму обратно. В долгосрочной перспективе отдыхать важно, но я знаю, что после отдыха месяц буду лезть очень плохо.

NQ: Когда мы последний раз разговаривали, ты говорил, что тренировки с весами тебя не интересуют. Это по-прежнему так?

АО: Да. Я не думаю, что это полезно для лазания. Посмотри на японцев. Они выигрывают все соревнования, и они действительно хорошо лезут. Они особо не тренируются в плане офп, они просто очень много лазают. Много разных трасс, разных болдерингов, и они лазают вместе, я думаю, это важнее всего. В моем тренировочном процессе — да, я много работаю на кампусе и много лазаю круги, но качественные болдеринговые тренировки — это ключевой момент для любого спортсмена, независимо от того, специализируется он на болдеринге или на трудности.

NQ: Ты не упоминал работу на фингер-борде. Ты этим не занимаешься?

 

АО: Я могу делать висы на одной руке, но не обязательно именно висы на двух руках. У меня нет ощущения, что мне это нужно.

NQ: Думаешь, у тебя и так достаточно сильные пальцы?

АО: Я тренирую силу пальцев, но делаю это с помощью болдеринга. При висах мне приходится либо вешать на себя такой дополнительный вес, или использовать настолько маленькие зацепки, что они режут мне пальцы. И тогда у меня из-за состояния кожи снижается качество болдеринговой тренировки.

NQ: То есть ты это пробовал, а замечал разницу?

АО: Все время были проблемы с кожей, а она у меня в основном довольно хорошая. Я думаю, на моем уровне силы пальцев, мне нужно использовать такой вес, с которым даже на приличной зацепке я оставлю полпальца, а если висеть без веса, то мне придется брать настолько маленькие полочки, что я, может быть, один раз повишу, а на втором останусь с порезом.

NQ: Можешь вкратце описать, как ты ухаживаешь за кожей пальцев?

АО: Когда как. У меня иногда потеют пальцы, иногда наоборот, совсем сухие. В последнем случае помогает наждачка и немного жирного крема. Когда потеют — обычные скалолазные средства, которыми все пользуются. У меня нет какого-то любимого бренда, я пробую разные время от времени. В общем, ничего особенного.

NQ: Один из последних моих вопросов: как ты справляешься с давлением, которое ты наверняка чувствуешь, когда лезешь что-то вроде первой в мире 9с?

АО: Это сложно. Чем больше ты жертвуешь ради чего-то, тем выше напряженность. Мне повезло, что я залез ее так быстро в этой поездке, потому что иначе давление было бы намного выше. В день, когда я пролез трассу, у меня не было особых ожиданий, и поэтому я не был напряжен. Мне хорошо помогает визуализация, то есть я прокручиваю трассу в голове снова и снова, и это придает мне уверенности, что я отлично знаю ее. И прямо перед пролазом, я представляю себе трассу, как я лезу ее, и что я чувствую себя сильным на ней.

Особенно если я знаю, что накануне я ее лез, и был близок к пролазу. Визуализация помогает мне поймать такое состояние, когда я просто не думаю. Я переключаюсь на автопилот. Если это лазание на онсайт, все примерно так же происходит, просто в этом случае я позволяю своему опыту и интуиции принимать решения.

Но иногда это получается, а иногда нет. Чем важнее для меня трасса, тем меньше вероятности, что получится.

NQ: Но вот когда ты лез Silence, на последних движениях, когда ты понимаешь, что все еще можешь упасть, — там же давление должно быть очень сильным. Что ты говоришь себе, чтобы успокоиться?

АО: По-разному. На Silence последние движения настолько просты, что я лез со 100-процентной…

NQ: Уверенностью

АО: Нет, я был очень, очень сконцентрирован. Там так просто, что я каждое движение делал так, чтобы ничего не могло произойти. Тратил впустую огромное количество сил, но я понимал, что мне нельзя ошибиться. Если бы там было предельное лазание, конечно, я бы лез в совершенно другом состоянии, в каком я лезу ключи. То есть я бы рисковал, просто делал и ни о чем не думал. Просто позволял бы опыту вести меня по движениям.

NQ: То есть получается, вот ты на последнем месте отдыха, и говоришь себе: “Только не ошибись!”, или как?

АО: Там есть ручкан за пять движений до базы, а потом болдеринг в районе 6С, очень простой. И я всегда думал, что если долезу до этого ручкана, то уже можно праздновать победу. Но на деле оказалось, что и там я был очень сконцентрирован.

NQ: Ты что-нибудь делаешь, чтобы сохранять концентрацию?

АО: Нет, я думаю, было бы лучше, если бы я расслабился, потому что ничего уже не могло случиться, но я по-прежнему не хотел позволить чему-либо произойти, и это было удивительно. На всех трассах, когда я понимал, что она пройдена, я расслаблялся и легко лез до топа.

NQ: Ты производишь впечатление очень оптимистичного человека.

АО: Так оно и есть. Я думаю, это в корне неправильное отношение к жизни — быть пессимистом. Если постоянно думать о плохом, что может произойти, оно, скорее всего, так и произойдет. А действительность — что такое действительность? Это то, как мы ее воспринимаем, это зависит от нас, от того, как мы хотим ее воспринимать. Я думаю, если мы захотим быть счастливыми, мы ими будем. Конечно, что-то плохое будет происходить, но от нас зависит, как мы справляемся с этим.

NQ: Ты можешь себя назвать счастливым человеком?

АО: Да, 100%.

NQ: Ну да, особенно сейчас!

АО: Да нет, я в целом очень счастливый человек. Я очень рад, что могу жить так, как я живу, в окружении людей, которых я люблю.

NQ: Здорово. Поздравляю тебя со всеми твоими успехами, и надеюсь, мы скоро снова о тебе услышим. Можешь ли ты под конец нашего интервью что-то сказать читателям?

АО: Езжайте на скалы и получайте удовольствие!

И важно найти себе правильный вызов. Радуйтесь своему лазанию, если вам нравится лазать ниже своего предела, все в порядке, вы уже счастливый человек. Я по-прежнему люблю лазать более простые трассы, но время от времени мне нужен вызов, и это тоже делает меня счастливым. Иногда я с трудом нахожу правильный баланс, слишком фокусируюсь на тяжелом лазании, и забываю о том, насколько красиво скалолазание. Необычайно красиво.

 

Ссылки:

Сайт Адама Ондры www.adamondra.com

Его профиль в Instagram @adam.ondra

Facebook https://www.facebook.com/adamondrafanpage/